По-моему, нет более бесчеловечного и страшного понятия, чем «война». Война — это когда ради своекорыстных и неразумных притязаний и интересов часть людей ставится вне закона и обрекается на унижение и смерть. И хотя чаще всего поверженными оказываются именно те, кто начинает войну, важно понять, что они изначально отказали себе в великом звании человека разумного. Война — главное преступление, ибо она направлена против жизни человека.
К великому сожалению, история человеческая строится на кровопролитии. До сих пор восхваляются подвиги вождей и пророков, которые пролили море человеческой крови ради осуществления своих идей, прихотей и тщеславия. Не могу согласиться с мыслью, что есть идеи, даже самые божественные, ради которых можно было бы идти на уничтожение людей, идти на войну. Вместе с тем трудно найти и доводы, которые можно было бы привести, чтобы осудить тех, кто сражается против своей смерти и смерти близких, растаптывания в крови собственной или национальной чести и достоинства. Невежествен всегда тот, кто пришел с войной, ибо нравственно завоеватель, захватчик всегда стоит ниже патриота — защитника своей земли, веры, родины и чести. Всякий, кто думает по-другому, имеет на это право.
Читатель, вы при желании можете обратиться к тем страницам трактатов, в которых говорится о бесперспективности и обреченности борьбы Шамиля. Вы найдете в них обвинения в адрес имама, что он не покорился врагу вовремя и с выгодой для себя.
Впрочем, что говорить о Шамиле. Есть и сегодня те, кто упрямо твердит: России, Советскому Союзу надо было покориться Гитлеру. Было бы, дескать, баварское пиво. Опять- таки эти рассуждения несвойственны человеку чести и достоинства.
Война — это то, что более всего противоречит природе и призванию человека, ибо рожден он для жизни, а не для смерти. Еще более противоречит природе человека предательство и рабство.
Можно и нужно идти на союз, на компромиссы. Это бесспорно. Но если этот союз и компромисс не оскорбляет, не унижает> не растаптывает твое личное достоинство, честь нации, а дает шанс для продолжения достойной жизни для себя, для своего народа и страны.
Родина, честь и достоинство Отечества, народа и личная сопричастность к этим моральным ценностям — вот что превращает человека в личность, в гражданина. Убежден, что ни одна война не принесла благо для народа-поработителя, а уж тем более — для народа порабощенного. Одно дело — завоевывать земли и народы и совершенно другое — распоряжаться этим всем с точки зрения нравственного состояния собственных граждан. Завоевание других стран и народов развращает собственный народ, превращает его со временем в ленивого нахлебника, менее способного к жизни, чем народ порабощенный и вынужденный сопротивляться.
Все непросто. Война — это усовершенствованное коварным человеческим умом изощренное звериное чувство издевательства над личностью, честью и достоинством. А мир — естественное для человеческого ума и нравственности состояние человеческого бытия.
Войну у которую пришлось вести Шамилю и кавказцам, можно было бы свести к следующей мысли: он хотел жить в мире с русскими, но воевать с пороками внутри своего народа не мог в условиях беспардонного рабства, навязываемого царизмом. Царские генералы и администраторы вместе с местными феодалами нередко выступали защитниками наиболее безнравственных людей.
Облик того, кто идет с войной, резко отличается от тех, кто защищает свою землю и свое достоинство. Ермолов — герой Отечественной войны и Ермолов — палач Кавказской войны — это разные измерения человеческой личности. И то и другое имеет место.
Война всегда несет с собой ложь и ненависть, бесчестье и унижение, разврат и безнравственность. Война — это вседозволенность разрушения человеческой личности.
Как писал один великий философ: «Война — причина зол у а мир есть их исцеление». Пусть Всевышний одарит нас вечным миром. Нельзя решить вопросы, в том числе свободы и мира, в конце XX века войной. Нравственность человека и народа лучше всего выстроить в условиях мира. Война разрушает и развращает, а мир созидает и воспитывает. И если уже удалось завершить войну, то нечего ее продолжать в философии, культуре, политике. Война — это лишь пример превосходства мира и любви над враждой и насилием. Человек рожден для жизни. Она естественна. И смерть должна быть естественной.
Кавказская война началась не потому, что на Кавказе жили «дикие горцы, кровожадные и жестокие», как об этом любят до сих пор писать некоторые журналисты, а потому, что на эту землю пришли не с добрыми намерениями, а с намерениями порабощения. И, быть может, Шамиль, этот набожный человек, искренне увлеченный книгами и науками, посвятил себя этому благородному делу, потому что видел с самого детства унижения и оскорбления своего малочисленного народа феодалами и царскими администраторами. Слова пушкинского «Пророка»: «Духовной жаждою томим» относятся и к образу мыслей и жизни Шамиля.
Приход врага заведомо превращает одну часть народа в героев, а другую — в предателей. Я не знаю ни одного народа, который бы не презирал предательство, какими бы аргументами оно ни оправдывалось. Но я могу привести сотни примеров, когда героев подвергают унижению только за то, что они боролись, защищали свою честь, родину и народ, и восхваляют как великих людей тех, кто в угоду своим прихотям становятся предателями. Не обернется ли это завтра против чести и достоинства человека вообще? Бесчестье вирусообразно.
Говоря о Дагестане, можно еще раз напомнить, что некогда он был единым политическим образованием. Фактически персидские, турецкие, арабские и иные многочисленные и жесточайшие нашествия со временем расшатали межплеменное единение народов Кавказа. И все же они долго еще сохраняли и сохраняют общие жизненно важные воззрения. Эти народы всегда были и остаются весьма близки друг другу по духу, культуре, своей этнокультурной, духовной общности. На фоне прихода ислама происходило одновременно и возрождение различными племенами и народами своих собственных верований и обрядов. И каждое из племен хотело тем самым сохранить себя. Вот почему утверждение ислама в Дагестане длится несколько веков.
Случилось так, что Кавказ со временем оказался расколотым на мусульманскую и христианскую части (с различными ответвлениями). Некоторые руководствовались местными языческими традициями, и таким образом возникало противоречие между догмами ислама и народными, национальными обычаями, обычным правом и шариатом. Обычное право было сильно развито у всех племен и народов Дагестана. И корни этого права и идеологии были для всех народов Кавказа очень близкими. С утверждением христианства и ислама эта этнокорневая база среди кавказских народов претерпела огромные изменения. Именно на этом этапе начинается и этноязычное расслоение многих общих для всех дагестанцев этнических корней. Они стали, образно говоря, переходить на собственные координаты и вынуждены были поодиночке защищать свои обычаи и традиции, свою самобытность. Думаю, что этот процесс еще ждет своего глубокого исследования.
Надо думать, что для Кавказа ориентация на формирование некоей единой нации — мусульман, была всегда утопичной, особенно сейчас. И ко времени Кавказской войны этот процесс был еще далек от своего воплощения. Кавказская война основывалась и на этой утопии. И вы можете в этом убедиться, внимательно изучив внутриидеологическую и внутриполитическую ситуацию в Дагестане в шамилевскую эпоху. Основное внимание Шамилю приходилось уделять сплочению аварцев, дагестанцев и кавказцев в целом. Фактически Кавказская война началась гораздо раньше, чем это принято считать. Противники России (Иран и Турция) подталкивали ее к войнам (развязанные Ираном войны с Россией 1804-1813, 1826-1829 годов, русско-турецкие войны 1806-1812, 1828-1829 годов). Но надо иметь в виду, что эти войны Россия вела прежде всего против других держав, а не против Дагестана. Шамилевская эпоха — это лишь новый этап Кавказской войны, когда ее вызов приняли дагестанцы, которые веками страдали от столкновения интересов в этом регионе Ирана, Турции и России. Основные битвы начались с 1818 года, а более организованное движение — в начале 30-х годов в Белоканах и Закаталы, где царским войскам оказывал сопротивление шейх Шаабан из Анкратля. А ему на помощь приходил Гамзат-бек из Гоцатля. Самыми непокорными царские генералы называли именно горцев Анкратля, Кахиба, Келеба, Анцуха, Джурмута, Таш, Канада, Богнода, Гидатля, Ахвах, Цунт, Цуниада и других вольных общин высокогорного Дагестана.
Лишь коварством и обманом царскому командованию удалось заманить на переговоры шейха Шаабана и Гамзат-бека, арестовать их и отправить в тюрьму в Тифлис. Если бы не этот арест и фактическое исчезновение шейха Шаабана, неизвестно еще, как развернулись бы дальнейшие события. Гамзат-бек был выкуплен Асланханом, а о шейхе Шаабане известий больше нет.
Тем, кто хочет подчеркнуть однозначно направленность борьбы горцев во главе с имамами против царских войск, надо напомнить, что Гази-Магомеду и Шамилю пришлось прежде всего фактически начать войну в собственном селении Гимры, в Чиркее и далее в Тарки, Каранае, Эрпели, Парауле, Ахты, Табасаране, Кумухе. Многие села приходилось брать по нескольку раз. Их жители не желали переходить на шариат, следовали своим обычаям. Царские войска успели к этому времени занять юг Дагестана, подкупить многих правителей и даже шейхов. Процесс этот очень сложный. Дагестанское общество было далеко от единства. Если говорить откровенно, царю трудно было договориться, ибо местных правителей были десятки.
В корне неверны оценки Дагестана того времени в целом как источника фанатизма и мусульманского экстремизма. Поиск причин возникновения войны на Кавказе исследуют многие ученые и политики вот уже более 150 лет. Корни искали в исламе, в психологии горцев. Их там нет, об этом писали уже многие исследователи. Эти корни прежде всего в тех социально-политических и духовно-нравственных условиях, в которые был исторически поставлен Дагестан. Впервые лишь в начале 30-х годов прошлого века по- настоящему имамы использовали знамя ислама и шариата для объединения разрозненных общин, для защиты Дагестана. Давалось все это очень трудно. Гази-Магомед требовал от всех подчиниться воле Аллаха, букве и духу священного Корана, шариата. Делалось все это, как и при пророке Мухаммеде, во имя единства страны. Но обычаи, традиции и местные законы все еще оставались почти у каждой общины самобытными, и это разъединяло народы. Дагестан тогда представлял собой нечто вроде конфедерации, союза отдельных ханств и вольных общин.
Шейх Магомед Ярагинский и имам Гази-Магомед своей убежденностью влияли на многих очень сильно. Так, шамхал Тарковский сказал после встречи с Гази-Магомедом: «Этот человек произвел на меня большое впечатление: в нем есть что-то неземное, высшее, божественное». В Дагестане к тому времени уже почти везде были размещены царские войска и многие общины и села переходили из рук в руки. Тяжелее всего было местным жителям, ибо они зачастую не знали, на кого и на что ориентироваться. Только к началу 30-х годов определились их предводители, лидеры. В. А. Потто называет такие имена: Гази- Магомед из Гимры, Гамзат-бек из Хунзаха, Шамиль из Гимры, шейх Шаабан из Анкратля.
Надо заметить, что именно хунзахцы и андийцы на первом этапе борьбы оказывали мюридам самое ожесточенное сопротивление. Аварский хан чувствовал себя в большей безопасности под защитой царской администрации, а андийцы руководствовались интересами реализации своих товаров (бурок) по Кавказу. Поэтому им война не была нужна. Если андийцы все же в конце концов приняли мюридизм, то в Хунзахе, где правили аварские ханы, добиться этого долго не удавалось. Гази-Магомед и Шамиль потерпели поражение, чудом избежав гибели. За победу над Гази-Магомедом сын Ханши Бахубике получил от царского наместника белое Георгиевское знамя. Оставив Хунзах, Гамзат-бек, будущий имам Дагестана, ушел на Белоканы — Закаталы.
А Гази-Магомед решил испытать на прочность северные границы, двинулся в Кизляр и одержал там победу. Гамзат-бек предпринял первый поход в Чечню, где у него было немало сторонников. Несмотря на это, большой отряд чеченцев и ингушей выступил против него и был разбит. Только приход на помощь русских войск спас их.
Этот факт показывает сложность обстановки и ориентации местных правителей. Кроме того, в это время в село имама опять нагрянули царские войска, и Гази-Магомед, не дойдя до Назрани, должен был вернуться в родные места. Он вместе с Шамилем построил в ущелье крепость и с горсткой мюридов долго сдерживал натиск профессионально обученных войск. Шла жесточайшая битва.
Здесь, защищая свое село, а значит, свою родину, первый имам Дагестана Гази-Магомед нашел свою смерть. Он погиб смертью патриота и праведника. И добавить к этому нечего.
Тяжело раненный Шамиль спасся чудом. Сквозная рана в груди, как считает он сам, фактически спасла его. «Ах, какой великой Божьей благодатью являлась для меня в эту ночь моя рана! Она умеряла мой жар, она освежала все мое раскаленное нутро», — говорил он впоследствии. Шамиль проболел два месяца, но вернулся к жизни. За это время имамом Дагестана избрали Гамзат-бека. Шамиль во имя единства рядов открыто поддержал его, что для многих оказалось неожиданностью, ибо было известно, что своим преемником Гази-Магомед назвал Шамиля.
Еще не оправившись от ран, он писал: «Урусы торжествуют: Гимры взяты, имама нашего больше нет. Для поддержания ислама нужно единодушие. Кто бы ни был предводителем ислама, народу надо повиноваться ему покуда: да не будут наши горцы подобны собакам, прости Господи, да не грызутся они из-за кости властолюбия, тогда как кость эта может быть похищена неверными. Соединим все против неверных с новыми силами, призвав Аллаха на помощь и избрав одного для исполнения его воли. Так делали наши отцы, первые мусульмане». Ради должностей и званий Шамиль не шел на сговор с совестью. Главным для него было благополучие и свобода Дагестана, достоинство и честь родного народа.
Шамиль по-новому начал активно насаждать идеологию мюридизма, вносить в нее более воинственный дух, против которого он раньше выступал. К этому его побуждала жизнь, ибо царская администрация на Кавказе перешла к жестоким методам завоевания. И тут не обошлось без фанатизма горцев.
Опять пришлось начать с родных сел. Выступая в одной из мечетей, Шамиль говорил: «Вы, кажется, думаете, что с Гази-Магомедом погибло и наше святое дело, за которое мы ревностно и усердно боролись, но я докажу, что вы ошибаетесь. Клянусь вам этой мечетью, клянусь и всеми находящимися в ней большими книгами, что я подниму святую веру на подобающую ей высоту. Желающие изменить шариату пусть объявят себя теперь же. Я хочу посмотреть на этих молодцов и полюбоваться их мужеством и храбростью!»
Дерзкая убежденность Шамиля была впечатляющей, но объединить дагестанцев вокруг одних идей ислама и шариата было трудно. Думаю, что Гази-Магомед, Гамзат-бек и Шамиль слишком увлеклись идеями шариата и недооценили силу вековых традиций дагестанского патриотизма, которые действительно помогли противостоять персидским, арабским, монголо-татарским, турецким и прочим завоевателям. Тем более что горцы не были никогда фанатиками, не принимали фанатизма. И фанатичные речи сторонников имамов иногда даже отпугивали некоторых дагестанцев. Быть может, поэтому многие не вступили в сражение.
Вот почему все три имама вынуждены были не только выступать с проповедями, но действовать и силой. Фактор значительный, но не очень эффективный в горах, где трусость презирается, в том числе и по отношению к другому человеку, соседу или жителю соседнего села. Шамиль вынужден был фактически вновь завоевывать села, которые, казалось бы, однажды покорил уже вместе с имамом Гази-Магомедом, — Унцукуль, Ирганай, Гергебиль, Телетль, Ругуджи, Анди, Карах, Чиркей, Аксай, Хунзах. В результате стычки между старыми кровниками были убиты ханы Аварские — Умахан и Нуцалхан.
Ханша Бахубике была также убита. Хотя, видимо, все же это дело не столько кровное, сколько программная антифеодальная направленность борьбы горцев. Здесь больше социальных моментов, чем антироссийских или даже религиозных. Шамиль выступал против репрессивных мер в отношении всех ханов и беков, старался привлечь их на свою сторону. В данном случае он советовал Гамзат-беку не заселяться в ханский дом в Хунзахе, а уехать в свое село, дать людям успокоиться. Тот не послушался и вскоре сам был убит в хунзахской мечети. Все это говорит о том, что внутри Дагестана шла острая борьба между сторонниками ислама, национального обычного права, а также правителями, которые покорились царским войскам, защищая свои владения. Среди них были и те, кто уже боролся против захватчиков, но, боясь расправы со стороны народа, переходил на сторону врагов. Может быть, к этому их побуждал антифеодальный характер самой войны.
После убийства Гамзат-бека начался новый, более широкомасштабный освободительный этап войны. Шамиль был избран имамом. Зная его силу и влияние, царская администрация стала налаживать с ним контакты. Шамиль с охотой шел на них, несмотря на сопротивление многих своих сторонников. «Если можно победить врага, не обнажив кинжала, этим надо обязательно воспользоваться», — говорил Шамиль, обосновывая свои контакты с противником. Однако многократные переговоры не приводили ни к чему, ибо царские генералы ставили одну задачу — покорить и подчинить, а Шамиль уверенно отстаивал идею подданства без вмешательства во внутренние дела.
На вопрос в очередном письме генерала Клюки фон Клугенау: «Чего ты хочешь, чего ты добиваешься?» Шамиль отвечал: «Ничего больше не желаю и ни о чем не помышляю, генерал, кроме как о том, чтобы ввести шариат среди своих мусульманских братьев. Тех, которые его добровольно принимают, я оставляю в покое, тех же, которые отказываются от него, я силой заставляю принимать его. Надеюсь, генерал, что ты сочувствуешь моему домогательству и вполне одобряешь мои смиренные благонамерения, но если я ошибаюсь в своих надеждах на тебя, то вынужден буду ссориться и сражаться с тобой». Ответ Шамиля — еще одно доказательство того, что главная задача, которую он ставил перед собой, — это установление порядка в стране, путь к которому видел в насаждении шариата. Таким путем Шамиль, видимо, пытался объединить Дагестан, Кавказ. И здесь приходится признать, что он не совсем верно оценил настроения и чаяния народов Кавказа и явно недооценил Россию.
Это весьма доброжелательное и, казалось бы, верное послание, по свидетельству очевидцев, привело генерала в исступление. А ведь Шамиль практически призывал его к сотрудничеству, требуя лишь понимания и сочувствия к мерам, которые предпринимаются им внутри Дагестана. И никакой враждебности, озлобленности. Вместо мира и сотрудничества генералы жаждали победы и подчинения и привлекали на свою сторону предателей. И все же скажем: таковы были нравы того времени. Их можно не принять, но необходимо понять. Историю не перепишешь.
Магомед Мирзахан Казикумухский, хан Мехтулинский и многие другие правители вооружали людей для войны с дагестанцами-шамилев- цами. Царские войска с помощью дагестанских правителей заняли южный Дагестан, большинство равнинных районов, а также Хунзах, Гоцатль, Гергебиль, Гимры и другие села. Но и этот процесс не был однозначным. Магомед Мирзахан, Асланхан, Агалар и даже шамхал Тарковский не были злобными врагами Шамиля, часто оказывали услуги мюридам. Наряду с нравственными и честными людьми среди наибов попадались мздоимцы и подхалимы. Недаром Шамиль их так часто менял.
У Шамиля не было сил для организации войны по всему фронту. Учитывая это, имам решил закрепиться на Ахулгохе, превратить его в неприступную крепость. 500 его сторонников вместе с семьями откликнулись на призыв и прибыли на Ахулгох, который беспрерывно, сутками обстреливался из артиллерийских орудий. Все они фактически оказались в блокаде. Шамиль надеялся, что на помощь придут сородичи-даге- станцы. «Но его правоверные сородичи оставались глухи и слепы к страданиям мучеников за веру — приверженцев газавата, помощи ниоткуда не поступало, поддержки никто не оказывал. А между тем ряды праведников все таяли, и сами они почти до невозможности ослабли физически и морально», — свидетельствует секретарь Шамиля Мухаммад Тахир.
И все-таки крепость держалась. Потеряв надежду взять Ахулгох, главнокомандующий царскими войсками решил предпочесть перемирие и потребовал сына Шамиля в аманаты (заложники). Шамиль был за перемирие, и ему долго пришлось уговаривать жену и убеждать себя, чтобы ради спасения своих сторонников, ради мира с русскими отдать родного сына. Но и после этого генерал Пулло стал выставлять новые требования, в частности, чтобы Шамиль приехал к главнокомандующему. Шамиль ответил: «Хорошо, я согласен на свидание с сардаром. Пусть он явится на место переговоров с тысячей своих нукеров, телохранителей, я же возьму с собой только сто мюридов». Но от этого предложения Шамиля военные почему-то отказались. На повторное предложение главнокомандующего приехать к нему лично Шамиль ответил через своего друга Юнуса: «Имам решил бороться с вами не на жизнь, а на смерть. Он вам больше не верит. Вы обещали заключить мир, если он выдаст в аманаты своего сына. Требование ваше выполнено, но обещания остаются пустыми звуками. Вам, русским, имам больше не верит!» Так сказал друг Шамиля.
Горцы выдерживали жесточайший натиск нападавших. Между тем их положение было настолько тяжелым, что многие искали своей смерти как блага. Погибли жена Шамиля Джавгарат и маленький сын Сайд. Шамиль с несколькими сторонниками прорывался по опасным тропам сквозь блокаду. Шамилевцы не сдавались. Они вели себя мужественно. Даже маленький сын имама Газимагомед, раненный в ногу, требовал от тех, кто его нес: «Бросайте меня в реку, бросайте скорее. Разве вы не слышали приказания отца?» Обессиленная сестра Шамиля, чтобы не попасть в плен, бросилась с кручи в горную реку. Горцы проявляли отчаянный героизм.
По свидетельству Мухаммада Тахира, царские войска в войне против 500 защитников Ахулгоха потеряли несколько тысяч солдат, хотя, видимо, это не очень точные данные. 80-дневная осада Ахулгоха — поистине героическая страница не только кавказской, но и мировой истории войн. Мюриды из различных сел героически пали у Набатной горы (Ахулгох). Шамиль остался в живых. Он спасся и нашел приют, понимание и поддержку у чеченцев. Начался новый этап освободительной борьбы. На этот раз, при участии чеченцев, вновь развернулась борьба в Дагестане. Пока Шамиль был в Кумухе, Чохе и Согратле, царские войска попытались захватить Дарго. Однако сделать это им не удалось. Мужественный наиб Шугаиб отстоял столицу имама.
Шамилю сопутствовал успех во всех крупных селах горного Дагестана. Были взяты Акуша, Маджалис, Табасаран, Цудахар, Чох. Однако нужно было пополнить силы, и имам вновь возвратился в Чечню. Здесь его встречали как героя. Воронцов пригласил имама на переговоры, но Шамиль, считаясь с требованиями чеченцев, вынужден был отказаться, хотя всегда был сторонником мирного разрешения противоречий. Может быть, был упущен шанс мирного разрешения конфликта с мудрым Воронцовым. Отряды Воронцова терпели поражение за поражением. Его войска бежали из Дарго и из многих других сел. Шамиль между тем пытался распространить свое влияние на Ингушетию и Кабарду. Успеха в этом ему добиться не удалось. Местные правители боялись Шамиля и защищали свои владения.
Важное место в Кавказской войне занимает оборона Салта. Воронцов с огромным войском двигался к этому селению. Шамиль выслал навстречу часть своих сил. Другую часть он оставил в Дарада. Атака шла за атакой. Три месяца мужественно оборонялись горцы. Как пишут очевидцы, потери царских войск составили при этом несколько тысяч человек. Столь же мужественно шамилевцы сражались у Чоха .в 1849 году. На робкие жалобы наибов Шамиль отвечал: «Клянусь Аллахом и пророком и всем святым исламом, что сниму чалму вместе с головой того, кто осмелится оставить это укрепление без моего разрешения. Я вам не угрожаю, я вас не пугаю. Я только напоминаю, что вы мужчины, что вы не зря, а по воле Аллаха носите усы и папаху и что вы должны уважать его волю».
Победа в Чохе была одержана. И все же настойчивые попытки Шамиля и его сторонников расширить сферу своего влияния на Кайтаг- Табасаран были сорваны дерзкими и своекорыстными набегами Хаджи-Мурата. Когда об этих набегах и грабежах узнал Шамиль, он тут же освободил Хаджи-Мурата от должности наиба. Бесславно закончилась судьба этого талантливого и мужественного горца, основными пороками которого были властолюбие и жажда наживы.
Но постепенно сил у Шамиля оставалось все меньше и меньше. Народ устал от бесконечно затянувшейся войны. За это время сын Шамиля, родившийся после смерти Гази-Магомеда и названный его именем, уже стал наибом, воином. 24 года 11 месяцев и 7 дней Шамиль вел войну за ислам, за Дагестан, за честь и достоинство своего народа. Слишком много в этой войне выстрадал он вместе со своим народом. Погибло большое число людей. В аулах почти не осталось мужчин. Фактически к этому времени от совместной борьбы отказалась Чечня — там тоже были исчерпаны силы. В августе сдался русским генерал Даниял Султан, 8 августа Кебед Магомед и Эмирхал Чиркеевский. С горечью узнал об этом Шамиль и прокомментировал события арабскими стихами: «У меня были братья родные… и считал я их меткими стрелами. Да! Они таковы, только теперь в мое сердце вонзены». Когда командующий Отдельным кавказским корпусом и наместник на Кавказе, князь А. И. Барятинский понял, что оружием горцев не взять, он решил действовать подкупом влиятельных людей.
Шамиль остался с 200 наибами и мюридамм в Гунибе, а царских войск в Дагестане было, по некоторым сведениям, около 250 тысяч человек (по российским данным — 16 тысяч). Такого соотношения сил воюющих сторон мир не знал. Шамиль все же был человек, а не бог, и горцы — обыкновенные люди. Имам решил уступить.
Шамиль прибыл в Гуниб с шестью арбами оружия и семнадцатью арбами книг. В этом «суть мудреца и ученого, вынужденного стать воином», а не «дикого горца», как его называли невежды. Других богатств он не накопил.
Александр II при встрече с ним сказал; «Я очень рад, что ты наконец в России, жалею, что это не случилось ранее. Ты раскаиваться не будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями!» Шамиль был покорен воистину царским великодушием, присягнул ему на верноподданство вместе со всем своим семейством 26 августа 1866 года. По собственной воле, по убеждению. Шамиль завещал своим потомкам, дагестанцам, не воевать больше против России, но и о своей чести и достоинстве никогда не забывать, ибо это единственное, что возвеличивает нас, горцев. Не в Гунибе, а в Санкт-Петербурге и Калуге, добрым отношением к нему Шамиль был покорен Россией. Но это была Россия, культура которой и доброжелательное отношение тогда еще не дошли до Дагестана. Весной 1870 года исполнилась мечта имама. Он выехал в Мекку, был возведен на кафедру мечети, молился там, где молился сам пророк Мухаммед. У него была одна просьба к Аллаху: «О Владыка, о мой Господин, если мое намерение, мои старания, усилия и мои сражения за веру перед тобой чисты и находят одобрение у твоего посланца, то не удаляй меня от соседства с твоим Пророком, дай мне умереть в храме твоего любимца».
После молитвы он пришел домой и сказал дочери, что, видимо, Аллах услышал просьбу, его здоровье ухудшилось. В ночь 1287 года хиджра — 4 февраля 1871 года Шамиль «переселился к чистоте его милосердия». Его тело было поднесено к могиле пророка. Великий «лев Дагестана», «лев ислама» был похоронен на одном из самых почитаемых мусульманских кладбищ в Медине — Джамаат-аль-Бакир. Вдали от родного Дагестана, но рядом с пророком оказался имам Шамиль. Он и тут достиг того, чего хотел. Шамиль достиг последней вершины.
А нам, живущим в этом мире, важно достичь то, к чему Шамиль пришел к концу жизни, — познания величия России и достойного сотрудничества с русским народом, надеясь при этом на такое же признание. Примечательно, что Александр II13 января 1871 года подписал указ, в котором объявлялось, что «Шамиль со всем его нисходящим потомством Всемилостивейше пожалован в потомственное дворянское Российской империи достоинство». Но об этом Шамиль не успел узнать. Тем более в горах каждый горец считает себя дворянином по духу, чести и достоинству.
В заключение скажем словами великого Аристотеля: «Мы вели войну, чтобы жить в мире». К этому стремился и наш достойный предок имам Шамиль, которым мы гордимся и который боролся за мир. Для достойного мира требуется больше мужества, чем для жестокой войны. И это мужество мира и дружбы проявляет Дагестан. И считает такое поведение судьбоносным для себя. Мы слишком дорогой ценой заплатили за этот мир, за единство с Россией. Да, была жесточайшая и длительная война. Имам Шамиль вел тяжелейшую и достаточно благородную войну. Велико было ее социально-нравственное значение, чтобы мы, его потомки, могли наслаждаться миром, сохранив свое достоинство. Главная и самая трудная задача, которую ставил перед собой имам Шамиль, состояла в объединении дагестанцев. И тут он достиг своей цели. Теперь все зависит от нас, живущих, и от тех, кто будет жить после нас. Пусть благословит нас Аллах на добрые и мудрые дела во славу Дагестана и России. Их союз скреплен невинной кровью горцев и русских солдат, борьбой наших великих предков. Мы давно объединены общим понятием — Отечество. А что может быть выше? И дагестанцы, кавказцы всегда мужественно созидали и защищали свое Отечество — союз наших народов. И пусть не покинет нас мудрость и мужество, которые привели нас к единству и дружбе.
Загрузка...
